Часто он говорил ей ласковые слова. Говорил красиво, даже сам себя заслушивался при этом. После первого такого выступления Настя сама не поняла, как оказалась на коленях и послушно сомкнула губы вокруг его пульсирующего эрегированного члена, погасив слабый внутренний протест от формы ласк, которые считала для себя неприемлемыми. Как подавляла рвотный рефлекс, интуитивно подстраиваясь под резкие толчки в ее изнеженное горло и пыталась неумело приласкать языком, при этом спрятав зубы. Сглотнула солоноватую сперму под его нежное “моя умничка”, жалея, что это не может длиться до бесконечности. Не потому, что ей понравился сам процесс, а лишь из-за того, что сейчас он говорил ей теплые слова и нежно гладил по волосам и лицу, снимая рефлекторные слезы. Время не останавливалось, и спустя жалкие секунды он вновь становился прежним - сухим и циничным, размыкал ее дрожащие руки, которые тянулись к нему в поиске опоры и поддержки, и сразу находил себе занятие поинтереснее. Например, включить телевизор и развалиться в кресле, забыв напрочь про сжавшуюся на полу Настю. Даже тогда она не плакала. Сглатывала противный комок в горле, надевала натянутую улыбку и бежала на кухню заваривать Лешке кофе. Как ей ни хотелось прополоскать горло, не решалась, боялась обидеть его таким поведением. Приносила горячий ароматный напиток, стараясь не расплескать от странной дрожи в руках, получала сухое “спасибо” и занимала пустующее кресло, стараясь стать бесшумной и невидимой, пока ее мужчина смотрит футбол. От мамы знала: матч - это святое, не стоит мешать, только налить чаю (отец не пил) и принести чипсов. Ей бы задуматься, что эта толерантность не помогла спасти родительский брак, но она всегда подсознательно оправдывала отца: у него серьезная работа в ведомстве, часто сверхурочная, поэтому мама устала с этим мириться. Родителей понимала, а что сама идет по полю с такими же граблями, в упор не видела. Играла с Лешей роль послушной и во всем удобной девочки, свято веря, что прозреет, оценит, поймет, что лучше ему не найти. Да он наверняка уже это понял, боится признаться и самому себе, и ей. Может, бережет ее таким образом. Работа, судя по всему, опасная: раз она видела его избитым до синих гематом, второй раз в дверь начали стучать, грозя снести ее с петель. Тогда Шахновский грубовато затолкал Настю в ванную, велев не задавать вопросов и сидеть тише воды, ниже травы. “Он переживает о моей безопасности! У него, наверное, действительно очень серьезная работа”, - глупо улыбалась в зеркало девушка, не обращая внимания на усилившейся стук и маты с той стороны двери. Но чем же он все-таки занят?
Все вроде бы как стало на свои места в одно утро. Насте позвонила Светка. Психовала и материлась - кто-то из парней не пришел к ней на свидание. “Ко мне! Ты понимаешь?! Ко мне!” - ревела в трубку первая красавица района и угрожала полетом с моста, если Настя все не бросит и не рванет ее спасать с бутылкой вина прямо сейчас. Девушка виновато посмотрела на Лешку, но тот только что жестко отымел ее в коленно-локтевой позе и пребывал в состоянии посткоитального пофигизма. Посмотрела на себя в зеркало. Рядом со Светкой она всегда старалась выглядеть как можно выигрышнее. Но объем прически за ночь спал, а вымыть голову и уложить волосы у нее не было времени. Светкины истерики были наигранными, но Настя все равно неслась спасать подругу по первому зову, не задумываясь, что ею манипулируют.
- Леш, у тебя есть пенка или лак? - бездумно спросила Настя. Когда до нее дошло, о чем именно спросила, прикусила губу, готовая выслушивать оскорбления, но Алексей внезапно вполне миролюбиво ответил:
- В ящике в спальне. Возле футляра с электробритвой.
Настя не успела офигеть. Увидела, что эти средства из мужской линии косметики, и успокоилась. Ей бы рвануть в ванную приводить в порядок прическу, но отчего-то именно сейчас пресловутое женское любопытство проснулось так некстати. Настя осторожно приоткрыла второй выдвижной ящик. Здесь лежали запечатанные рубашки и белье. В третьем - журналы. Спорт и автомобили, ничего особо интересного. В четвертом торчал ключ с брелоком в виде перочинного ножика. Слишком велик был соблазн, и Настя решительно повернула ключ, выдвигая ящик. То, что она увидела, было так неожиданно, что непроизвольно удивленно вскрикнула.
- Ты не заблудилась? - Алексей подошел незаметно, остановившись за ее плечом. Настя вздрогнула, проклиная собственный бесконтрольный интерес. Но сильнее страха перед тем, что сейчас устроит Лешка, было совсем иное чувство. Любопытство и… восхищение. Именно этот спектр эмоций завладел ею при одном только виде черного пистолета на белой ткани. Увы, не водяного, и даже не игрушечного.
Не блестящий, изрядно потертый, со спиленным номером (Настя видела такое в кино). Настоящий. Даже не травматический и не газовый, о чем красноречиво свидетельствовали коробки с патронами рядом. Пара кастетов и заточек - но они не вызвали подобного интереса.
- Я ясно сказал: в верхнем ящике! - он ничего такого не говорил, но Настя почувствовала, как краска стыда заливает ее щеки. Помимо воли рука потянулась к рукоятке творения Макарова, желая прочувствовать мощь орудия смерти каждым рецептором своих пальчиков. Она действительно не могла пояснить себе, почему ее так заворожил далеко не безобидный пистолет. Когда широкая ладонь Лешки подняла его, сжимая рукоятку и играя курком, ощутила почти детское желание отобрать. Словно это и вправду была детская игрушка.
- Ну что, Настена, завалить тебя тут, или ты достаточно умна, чтобы сейчас не рас* **деть об этом своей шлюхе-подружке? - играя бровями, поинтересовался парень. Насте не было страшно. Это не было столь серьезным проступком, чтобы так наказывать. Она не вздрогнула, когда холодная сталь коснулась ее губ, а в нос ударил резкий запах пороха и смазки. Какой-то едва уловимый разряд тока пробежал по венам - он чем-то напоминал сексуальное желание, но в этот раз оно было направлено вовсе не на парня с потрясающим голым торсом, который стоял напротив и развратно сминал ее губы дулом ПМа. На языке остался противный вкус окислившегося металла, но Настя непроизвольно следила глазами за темным железным стволом, испытывая острое желание выхватить его из Лешкиных рук и рассмотреть как следует.